«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл - Эдит Несбит

джентльмену, пока тот не проснулся. Понимаете, мы тогда думали, что он, как большинство остальных людей, спит ночь напролёт до утра.

Девочки придвинулись поближе к своим храбрым братьям, и вскорости всю нашу компанию объял сон. Разбудило нас, спавших уютной кучкой, как выводок щенят, лишь солнце, которое заструилось полосами пыльного золота сквозь щели в стене ветхой мельницы.

– Ой, у меня всё тело ужасно застыло, – потягиваясь, сказала Элис. – Я раньше никогда не спала в одежде, и мне теперь кажется, будто меня накрахмалили и прогладили утюгом, как мальчишескую рубашку.

Мы, остальные, чувствовали себя приблизительно так же. Даже лица наши выглядели усталыми и затёкшими. Не слишком приятное ощущение. И автор может его объяснить лишь воздействием пауков, если они действительно по нам ходили. Ведь древние греки их относили к числу ядовитых существ, и, возможно, паучий яд таким вот образом действует на жертвы.

– Я считаю, что эта мельница совершенно ужасна, – заявил Г. О., когда мы его разбудили. – Ни тебе умыться, ни причесаться.

– Ну, ты обычно не придаёшь значения подобным вещам, – хмыкнул Дикки.

– Поумерь свою язвительность, – тут же одёрнула его Дора.

– Сама поумерь, – огрызнулся Дикки.

Когда целую ночь спишь в одежде, что-то потом мешает тебе вести себя вежливо, с обычной добротой. Полагаю, именно потому бродяги такие злые. Почём зря пинаются, сбивают людей с ног на пустынных дорогах. Освальд, проснувшись на мельнице, тоже испытывал довольно сильное желание пнуть любого, кто ему хоть немножечко нагрубит, но по счастливой случайности этого не произошло.

Если автор ничего не путает, есть такая картина – «Безнадёжный рассвет»[126]. Две женщины, молодая и старая, не радуются восходу солнца, потому что оплакивают рыбака, который пропал в море и, вероятно, уже живым не вернётся. Так вот, у нас настроение было не лучше. И хотя никакого рыбака мы всю ночь напролёт не ожидали, всё вокруг представлялось нам совершенно ужасным.

Бредя по мокрой траве в направлении дома, мы представляли собой стайку жалких существ, куда более чумазых, чем способны себе представить те, кто ни разу не ночевал на заброшенной мельнице и не видел бедолаг, которых постигла подобная участь.

– У меня в стихах никогда больше не будет утренней росы, – твёрдо проговорил Ноэль. – Она совсем не так поэтична, как многим кажется. Холодная, будто лёд, и ботинки из-за неё насквозь промокают.

Основательно поплескавшись в обложенной кирпичами задней кухне, которую мисс Сендел называла ванной комнатой, мы почувствовали себя несколько лучше. Элис развела огонь, вскипятила чайник, и мы позавтракали чаем с варёными яйцами, а потом, посмотрев на часы и узнав, что уже половина шестого, поспешили переместиться в другую часть дома, прежде чем в области кухни возникнет миссис Бил.

– Жаль, что мы не можем вести высокодуховную жизнь каким-нибудь более приятным образом, – посетовал Дикки, шагая по коридору.

– Переход к высокодуховной жизни всегда поначалу сопряжён с большими страданиями, – глубокомысленно проговорила Элис. – Полагаю, это как с новыми ботинками. Им начинаешь радоваться, только хорошенько разносив. Лишь тогда понимаешь, что все мучения были не напрасны. Давайте послушаем у дверей и определим, где он спит.

Мы послушали у дверей всех спален, но нигде не услышали даже тихого храпа.

– Возможно, это грабитель, – предположил Г. О. – Притворился, будто снимает комнаты, чтобы попасть сюда и украсть всё ценное.

– Здесь нет ничего ценного, – возразил Ноэль.

Совершенная правда. У мисс Сендел не было ни серебра, ни дорогих украшений – одна только оловянная брошь. Даже чайные ложки и те деревянные. Содержание их в чистоте требовало немалых трудов, вечно отскабливать приходилось.

– Возможно, он не храпит во сне, – с сомнением покачал головой Ноэль. – Не все же такие, как наш индийский дядя, из-за которого Г. О. поначалу казалось, что в дом забрался медведь.

– А может быть, он встаёт вместе с жаворонками, – сказала Элис. – Проснулся уже давно и удивляется, почему для него ещё завтрак не приготовили.

Мы послушали у дверей гостиных. Сквозь замочную скважину одной из них до нас донёсся шум. Похоже, там кто-то двигался. А затем этот кто-то начал насвистывать мелодию песни про птичку, будучи которой он бы куда-то там улетел.

Тогда мы отправились в столовую, намереваясь там посидеть, однако стоило нам войти туда, как мы чуть не рухнули все разом на половики, и дыхания нашего не хватило даже на восклицание «Вот это да!», которое рвалось из онемевших уст каждого.

Я много раз читал про людей, которые не поверили своим глазам, узрев то или иное, но мне всегда это казалось полной чушью. И вот теперь автор этих строк, вобрав изумлённым взглядом всю открывшуюся пред ним картину, сильно засомневался, уж не приснилась ли она ему, равно как и квартирант, а также ночь, проведённая нами на мельнице.

– Раздвиньте занавески, – велела Элис, и мы подчинились.

Мне бы очень хотелось, чтобы читатель испытал столь же сильное потрясение, как все мы.

Столовую, ещё накануне вечером совершенно белую и голую, теперь сплошь покрывали самые потрясающие рисунки, какие только можно себе представить. Выполнены они были пастелью разных цветов. Нет, эти цвета использовались не вперемешку, как на наших рисунках. Каждый рисунок был целиком выдержан в одном цвете. Один был зелёным, другой – коричневым, третий – красным и так далее. Причём пастель эта отличалась какой-то редкостной яркостью, мы такой ещё никогда не видели, и, вероятно, мелки были очень толстыми. Некоторые линии вышли шириной в дюйм.

– Как прекрасно! – воскликнула Элис. – Наверное, он занимался этим всю ночь. Потрясающий джентльмен. Полагаю, он тоже старается жить высокодуховной жизнью. Вот ведь, от всех по секрету тратит время на то, чтобы украсить чужие дома!

– Интересно, а что он нарисовал бы, если бы стены здесь были сплошь в коричневых розах, как у миссис Бил? – озадаченно произнёс Ноэль. – Вы только поглядите на этого ангела. Правда, он поэтичный? Я просто чувствую, что обязан его описать в своём новом стихотворении.

Ангел и впрямь был очень хорош. Серого цвета, с широко распростёртыми через всю комнату огромными крыльями и целым пучком лилий в руках. А вокруг него парили чайки, несколько воронов, бабочки, девочки-балерины с мотыльковыми крылышками.

На вершине скалы стоял мужчина с парой рукотворных крыльев за спиной, и поза его свидетельствовала, что он вот-вот собирается прыгнуть.

А ещё там были летучие мыши, летучие лисы, летучие рыбы и одна очень славная летучая лошадь красного цвета. Тоже с огромными крыльями, которые, перекрещиваясь с крыльями ангела, опять-таки простирались через всю комнату.

Несколько дюжин птиц джентльмен обозначил лишь контурами, однако настолько точно и выразительно, что